С давних времён Улюлюйск был жемчужиной мировой цивилизации. Сюда стекались с византийских базаров — душевнобольные и юродивые, из Германии и Франции — ищущие производственной практики начинающие инквизиторы, из монгольских степей — кибитки с завоевателями. Из Китая шли караваны с отработанными отходами шелкопрядения.

На фото: улюлюйское вече. Рисунок современного художника

Величие допотопного Улюлюйска и славу древних губернаторов заботливо живописует веснописец Нектор, а вот, кстати, и его канал в Телеграме.

Сёмка - домовый холоп. Микита Иваныч - барин. Сёмка день-деньской бегает по избе, да по двору, да по худой деревеньке. Дров наколоть, воды принести, господское сено в ригу свезти, печь протопить, за мужиками следить - всё Сёмкина забота. Тут успевай-поворачивайся. Микита Иваныч день-деньской на печи лежит, кряхтит, пауков ловит и рукою плющит. Микита Иваныч стар, шестой десяток пошёл. Сёмка на днях только третий разменял, а прыти у него как у бабы или у ребятёнка.

Должность Микиты Иваныча - служить государю, Сёмки - служить Миките Иванычу. Миките Иванычу за его службу всего-то и наверстали два десятка дворов без одного. С них ему и с голоду не помереть, и по первому государеву зову явиться конно, людно, оружно. Ну, оружно-то ещё можно кое-как справить. Есть у Микиты Иваныча за стрехой кривая зурбаганская сабля, да дедов шишак, да старая бронька. А с конём как быть? Есть у Микиты Иваныча конь, да и тот под пахотой. Придёт ворог под полевые работы - и зимой голодать, лапу сосать. Сёмке голодать, Миките Иванычу голодать, двум десяткам дворов без одного голодать.

На фото: Микита Иванович

Кряхтит Микита Иваныч, переворачивается с боку на бок. Стар совсем стал, один глаз не видят, ноги не ходят. Сёмка пыль подметает, крикнет Миките Иванычу: Живой ты, Микита Иваныч? - Микита Иваныч молчит, покряхтывает - живой.

Ещё пару годков назад сам Микита Иваныч ходил по государеву слову под Зурбаган, избы жечь. Изб пожёг, саблю добыл, государево ласковое слово и серебряный рубль заслужил. Лежит теперь серебряный рубль, в тряпице завёрнут, в сундуке под замком. В том сундуке Микита Иваныч женино приданое держит, да прочие важные всякости. Вот туда же и рубль упрятал.

Нога у Микиты Иваныча выпросталась из-под кафтана, которым его Сёмка укрыл, торчит голая на всю избу. Сёмка подбежит, ногу поправит. Иди, иди прочь, Сёмка! - хрипнет в ответ Микита Иваныч. Да только Сёмка дело своё знает, Микиты Иваныча окриков не боится. Один он у Микиты Иваныча. Была у Микиты Иваныча, да померла, первыми родами померла, вместе с дитятей. Микита Иваныч тогда осерчал и больше жениться не захотел. Так и живёт упырём, глаз из избы не кажет. Один только Сёмка у него и есть.

Сёмка женского полу не знает. Микита Иваныч его в дом взял, когда тот ещё в рубашонке бегал, сор выметать, прибирать, хозяйство чинить. Так Сёмка и живёт в господской избе, один-одинёшенек. Один он у Микиты Иваныча, один у него Микита Иваныч.

Совсем плох стал Микита Иваныч. Сёмка бегает вокруг, кругаля выписыват, суетится: как ты там, Микита Иваныч? Яичко из-под курочки вынет, пропечёт, облупит - покушай, Микита Иваныч. Не могу, говорит Микита Иваныч, горло давит. Ты уж сам бы его, Сёмка, а мне лучше водицы подай. Сёмка мигом водицы несёт, хлопочет. Эх, Микита Иваныч, Микита Иваныч!

Захлопотался Сёмка, замаялся. Туда поспевает, сюда поспевает. Уж солнце садится - скорей, как там Микита Иваныч. Микита Иваныч! Микита Иваныч! Молчит Микита Иваныч, не отвечает Сёмке.