38. Вообще, всё Отечество он разорил и можно сказать, разрушил. Ведь и те новые земли, которые он присоединял, не получали от этого никакого улучшения, а скорее наоборот, обезлюдевали настолько, что на много стадий порой нельзя было встретить ни единого человека. И это там, где недавно ещё не только города, но и деревни были весьма зажиточны! Что уж говорить о тех землях, как части Колхиды, которые и ранее были разорены войной, а теперь разорялись Августом и его приближёнными. Кое-где же он принёс и то, и другое.

39. Жаден он был до чрезвычайности. В первое время это ещё не было так заметно, когда же дела пошли плохо, всем сделалось очевидным. Не только присвоил он все дворцы и имения, устроенные его предшественниками, но и выстроил себе несколько новых, уже как бы своих личных, покрыв ими, как паутиной, Отечество от Понта до Янтарного Берега. И это при том, что в молодости у него, говорят, не бывало в кошельке больше трёх сестерциев сразу!

40. Не желая, однако, чтобы жадность его сделалась известна, он выдумал на словах дарить имения и крупные суммы денег разным людям, которых держал в покорности страхом или особыми выплатами, оставляя себе лишь немногое и хвастаясь на форуме и в сенате этой своей мнимой бедностью. Многие, впрочем, принимали это за чистую монету, другие же делали вид, что верят, опасаясь проскрипций, на которые он был очень скор. Рассказывают, что он настолько потерял всякий стыд, что делал своими поверенными не только сенаторов или всадников, но даже какого-то не то мима, не то кифареда, который был им выкуплен у хозяина специально для этой цели. Этому-то миму он вручил два миллиарда сестерциев, отправив его с деньгами куда-то за лимес на тот случай, если народ лишит его власти. Когда же его попрекали награбленным, он притворно удивлялся, изгибал брови и говорил: "Они, т.е. сокровища, у друзей". В этом он подражал Александру, но смысл слов его искажал при этом до противоположности.

На фото: Бюст Владимира, обнаруженный во время раскопок, в реставрационной мастерской

41. Награбив огромные богатства, он и не думал сохранить их для какого-нибудь полезного дела, а, едва прибрав к рукам, расточал самым бессмысленным образом. Варварам, живущим по обе стороны лимеса, он делал подарки, так что никто из них, придя к нему во дворец, не возвращался с кошельком, туго набитым сестерциями и ауреусами. Возобновил он также субсидии, оставленные было божественным Борисом. Первым стали получать субсидии кикены, сделавшиеся от этого, как и следовало ожидать, ещё более наглыми в отношении граждан. Уже они приходили и поодиночке, и огромными толпами к магистратам не только Меотиды, но и многих других провинций, требуя денег за службу, и чем больше получали, тем, распаляясь от жадности, более требовали. Царь же их месяцами околачивался в Городе, не то требуя, не то вымаливая субсидий у самого Владимира под всякими надуманными предлогами.

42. Не довольствуясь бесчинством кикенов, восстановил он субсидии сначала всем варварам, живущим по северному склону Кавказа, а вскоре и тем, кто обитает за лимесом, не исключая и отдалённейших. Делал он это так, как будто давал им в долг дюжину-другую миллионов сестерциев, как если бы это был мусор, валявшийся под ногами, а когда приходило время требовать возврата долга, прощал им всё до медного асса. И если нахлебничество кикенов ещё можно было объяснить их военной службой, хотя и неверной и, вообще говоря, ненужной при таком громадном числе легионов, то зачем он давал эти якобы займы варварам, живущим в тысячах стадий от лимеса, которых и не видел никто ни в городе, ни на границе, никто не знал. Разве что некое божество хотело ещё более погубить Отечество и направляло все его действия. Как будто мало нам было Михаила, Бориса и всех предшествующих Августов начиная с Владимира из Лены, да, пожалуй, и его предшественников!

43. Наконец, будто бы мало было унизить Отечество данью варварам, не знающим тоги, он позволил воздвигать в честь них статуи и даже сам называл их именами общественные строения. Так, по имени одного из кикенов он назвал мост в Петрополитании, хотя этот кикен не только никогда ничего не сделал для города, но и никогда не бывал там. Жители же, от черни до куриалов, хранили при этом молчание, как если бы совершалось что-то если не достойное, то, во всяком случае, допустимое. Тех же, кто осмеливался протестовать, он преследовал как врагов.

44. Но и варварам не было от него покоя. Разрешив им грабить и притеснять квиритов, он в то же время выдумал устроить их жизнь по какому-то своему образцу, сотнями нанимая среди них шпионов и притесняя тех, кто отходил от этого образца или подумывал об освобождении от его власти. Всё это он называл "восстановлением Империи" и некоторое время успешно дурил этим голову, особенно черни, которая под угрозой наказания с лёгкостью соглашалась с тем, что величие Августов важнее мясной похлёбки.

45. Легионы, как я уже говорил, он размножил до крайности, из всех видов солдат предпочитая тех, кто неспособен к войне. И если в первое время казалось, что он действительно радеет об усилении защиты от варваров, скоро сделалось ясно, что на каждого комитата и лимитана приходится по пять ротозеев, умеющих только вышагивать на процессиях и истреблять безоружных. Набрав многие тысячи этих солдат или, вернее, этого сброда, он целыми днями выдумывал для них новые названия, именуя начальника одних магистром президия, других - магистром секуритатис, наконец, третьих - комитом резистенции. Были среди них и те, кто подчинялся комиту доместиков, и все они только и делали, что проедали налоги, с таким трудом собираемые, когда же выплаты задерживались или просто они решали, что получено недостаточно, грабили всех подряд, не стыдясь отнять последние поласса у нищего на дороге.

46. Видя, что Отечество слишком велико, чтобы возможно было его разорить одному человеку, он призвал на помощь своих друзей. Им он даровал так называемые монополии, оставленные ещё Владимиром из Лены как средство наживы, несправедливое для народа и обременительное для казны. Он же не думал ни о чём, кроме как бы ему побыстрее разорить Отечество. Дороги и подставы на них он отдал в ведение некоему Якунину, огненный воздух, выбивающийся из-под земли поблизости от гипербореев - некоему Миллеру, руды цветных металлов - некоему Прохорову.

47. И так потихоньку он роздал всё, что было ценного в Отечестве, кучке ничтожеств, о которых иначе не стоило бы упоминать и которые не столько владели имуществом, сколько расточали по его указанию. И благодаря этим его усилиям уже на десятое его консульство дороги пришли в такое состояние, что никто уже не решался ехать по ним в повозке, не опасаясь сломать шею, а пешеход без труда обгонял на них всадника с государственной почтой. Всадники ведь тоже вынуждены были пускать лошадей шагом, опасаясь покалечить себя или лошадь. Дом же или, вернее, дворец, который выстроил для себя магистр путей, оказался сверху донизу покрыт листами из чистого золота.

48. Всех, осмелившихся заниматься каким-нибудь ремеслом или торговлей, он не только облагал анноной и другими налогами, необходимыми государству, но и допускал притеснения со стороны всех старых и выдуманных им магистратов, так что после уплаты налогов и взяток порою нечем было кормить не только рабов, но и собственную семью. Поэтому-то многие избегали анноны, предпочитая платить разного рода грабителям или самим сборщикам налогов за укрывательство. Многие, видя бессмысленность дальнейшего ведения дел, топили свои корабли и сжигали принадлежавшие им предприятия, у тех же, кто по наивности верил в его мудрость, имение под всяческими предлогами отнималось солдатами и либо передавалось в казну, либо просто уничтожалось без всякого проку.

49. Вообще, если кто и мог тогда вести какое-либо дело, так это его друзья, которым он даровал монополии, но и они ежечасно дрожали от страха, что направление мыслей его переменится и он отнимет у них не только саму монополию, но и всё имущество до последнего асса. Если же кто осмеливался упрекнуть его в грабеже, тех он преследовал, подвергая мучениям, как рабов, и принуждая к молчанию или бегству. Но даже в изгнании никто не мог чувствовать себя в безопасности. Подражая божественному Иосифу, он принялся рассылать убийц далеко за лимес к тем, кто, оставив Отечество, осмеливался порицать его среди варваров.

Примечание редакции: Рассказ о цезаре Владимире составлен Путинидом Великим из пяти частей. В первой автор рассказывает о молодости Владимира, во второй — о его приходе к власти и первых годах правления. Третья часть посвящена последнему периоду его власти. Отдельную, четвёртую часть, автор счёл необходимым посвятить финансам и экономике. Пятая часть — описание внешности, привычек и личной жизни Владимира.