1. Божественному Леониду наследовали Черненко и Андропов, пара любовников. Они были очень нежны друг к другу и умерли в один день: Черненко от возраста и болезней, Андропов же, не вынеся смерти друга, бросился на меч. Тогда-то Сенат избрал принцепсом Михаила. Желая показаться скромным, он принял только имя Августа и Цезаря и прозвание Отца Отечества, от почести обожествления же отказался. Не был он её удостоен и после смерти, как принесший несчастье.

2. Происхождения Михаил был самого низкого. Отец его пахал землю в отдалённой провинции, чем должен был заниматься и его сын, если бы не случай. Однажды, когда все юноши этой деревни находились в поле, мимо проезжал божественный Иосиф. Он ведь происходил из Колхиды, а деревня отца Михаила находилась на пути из Столицы в Колхиду. Заворожённый красотой юноши, Иосиф приблизил его к себе и даже хотел на греческий манер сделать своим любовником. Не склонный к этого рода наслаждениям, Михаил возненавидел Иосифа. Другие утверждают, что причиной ненависти Михаила к Иосифу была жестокость Иосифа, от которой пострадали оба его деда. Будучи внесены в проскрипции, они подверглись изгнанию и едва смогли избежать худшей участи.

3. С детства его прозвали Злосчастным. У матери, когда она кормила его, отнялось молоко. Дети, учившиеся вместе с ним, по очереди лишились кто глаз, кто слуха, кто ноги, кто ещё каких-нибудь членов. Оба деда его, как я уже говорил, угодили в проскрипции. Божественный Иосиф, приблизив его, не прожил и нескольких лет. Сам он при этом страдал менее всех. Когда он уже занялся государственными делами, товарищи его, страшась навлечь на себя кто изгнание, кто лишение наследства, кто потерю достоинства, уступали ему свои должности.

4. Так добрался он до высшей магистратуры. Сенат в ту пору состоял сплошь из старцев, бывших сверстниками божественного Леонида. Многие из них уже не могли говорить и почти никто не поднимался с постели. Рассказывают, что на заседания Сената рабы приносили их на носилках. Эти-то старцы сделали Михаила принцепсом не то из опасения попасть под воздействие его несчастливой звезды, не то из-за свойственной ему болтливости. Болтливость тогда многие принимали за красноречие, поскольку последних достойных ораторов истребили ещё при божественном Иосифе, и едва ли кто помнил, что такое ораторское искусство.

5. Достигнув таким образом власти, он тут же распространил злосчастие на Отечество. Я говорю так не в том смысле, что он совершал зло с намерением, но что ни в каком деле ему не сопутствовала удача. И чем более вникал он в государственные дела, тем большие бедствия постигали народ. Впрочем, народ вскоре возненавидел его настолько, что стал уже приписывать ему и намерение.

6. Помыслы его скорее склонялись на пользу Отечеству, но незнание меры не позволяло ему достигнуть желаемое. В одном он был чересчур усерден, в другом непостоянен и малодушен. Видя, что земледелие приходит в упадок - а это ведь началось ещё до него, что бы другие ни говорили - он выдумал некое ускорение. Появляясь повсюду почти без телохранителей, он побуждал как свободнорождённых, так и рабов работать упорнее на благо Отечество. Делал он это не принуждением, а словами, и сначала не без успеха. Как я уже говорил, болтливость его многие ещё принимали за красноречие. Воодушевлённые его простотой и речами, в своём усердии многие стали переходить меру и принесли неслыханные несчастья. Какие-то люди в Скифии принялись вместо добрых земель пахать гору, оказавшуюся вулканом. Извержение его привело к гибели многих и ещё большее число отравило ядовитыми газами, сделав калеками до конца жизни.

7. О, если бы он внял этому предостережению и отказался от власти! По-видимому, некое божество пожелало наказать Отечество за проступки и допустило к высокой должности человека, столь очевидно приносившего всем несчастья, и не остановилось до тех пор, пока не отпали все варварские провинции.

8. Впрочем, многое уже повредилось в Отечестве до его избрания принцепсом, а многое и вовсе было худо и недостойно столь славного народа, как наш. Ведь и свободнорождённые лишь по имени назывались свободными, на деле же были как бы рабами августов. Полей и угодий хотя и было великое множество, обрабатывались они дурно и неумело, давая втрое меньше даров, чем в землях задунайских варваров. Войны хоть и приносили великую славу, были кровопролитны. Наконец, августы вели войну как бы и с собственным народом, истребляя его кто в большей, а кто в меньшей степени, но с постоянным рвением.

9. От этих-то бедствий и хотел избавить Отечество Михаил, но, не имея к этому никаких способностей и ведомый лишь своей несчастной звездой, он если и не сделал намного хуже, то во всяком случае не добился и улучшения.

10. Из других несчастий, помимо вулкана, я перечислю следующие. С варварами он замирился и допустил их к торговле в пределах лимеса. Так он надеялся достичь их дружбы и даже вывел легионы из земли, принадлежащей херускам, бросив все крепости, воздвигнутые ещё божественными Иосифом и Никитой. Варвары же, обрадовавшись и видя, что Михаил верит им на слово и не заключает никаких договоров, заняли не только освободившуюся землю, но ещё многие земли, платившие дань августам, а впоследствии и некоторые из отпавших провинций. Этим он навлёк величайший позор на себя и привёл к убыткам Отечество. Ведь за вывод легионов, как тогда многие говорили, можно было выторговать не одну сотню талантов и привилегии для торговцев.

11. Желая искоренить пьянство, необыкновенно распространившееся и грозившее многими бедствиями, он запретил вино и тем навлёк бОльшие. Ведь он запретил не только неразбавленное вино, которым, по примеру скифов, принялись упиваться и соотечественники, но и вообще любое вино, а виноградные лозы велел вырубить и сжечь на площадях. Этим он хотя и спас некоторых от преждевременной смерти, но приблизил собственное падение, ведь ненависть к нему распространилась с этим ещё больше.

12. Варварам он дал латинское право, надеясь на ответную благодарность, но просчитался. Ведь они захотели большего и вскоре принялись бунтовать против августов, против римлян и, наконец, друг против друга. Выдумал он даровать свободу и гражданам, обременённым рабством у августов, но и из этого ничего не вышло. Теснимый варварами и бедностью, народ более думал о пропитании, чем о свободе, и охотно продал бы все свободы обратно августу за кусок хлеба. Этим будто бы всё и закончилось спустя некоторое время, когда божественный Владимир утвердил власть божественных цезарей на прежнем уровне.

13. Наконец, никто более не мог терпеть несчастия Михаила: ни всадники, ни народ, ни варвары. Сначала солдаты претория, лишившиеся прежних подарков, выдумали свергнуть его, но безуспешно. Власть его, впрочем, стала уже очень слаба. Рассказывают, что повара во дворце отказывались готовить ему обед и рабы плевали ему в лицо, когда он проходил мимо. Тогда-то составился новый заговор. Душой его был божественный Борис, достигший уже высших магистратур и подговоривший вождей венедов и скифов разделить Отечество между собой. Видя, что даже рабы отвернулись от него, Михаил бежал из дворца и вернулся к жизни частного человека.

14. Роста Горбачёв был невысокого, телосложения в юности стройного и проворного, впоследствии - всё более тучного. На лбу его было большое пятно, которое он закрывал волосами. Когда же с возрастом он оплешивел, пятно открылось. Пятно это было весьма примечательно. Рассказывают, что именно за него он получил прозвище Меченого. Будто бы божество отметило его этим знаком, как бы предостерегая Отечество об опасности. Другим его прозвищем, как я уже говорил, было Несчастный.

15. В похоти он предпочитал женщин и до того, что божественного Иосифа, воспылавшего к нему страстью, он ненавидел всю жизнь. Женат он был единожды. Жена его подчинила его себе, как раба, всюду им помыкая и вообще вела себя дерзко, за что была ненавидима в народе. Статуи её, которые ей воздвиг Михаил, весьма многочисленные, народ вскоре разбил и поставил на их место изваяния Юноны, Цереры и других привычных божеств.

16. Из пороков наиболее известно его незнание красноречия, дополненное болтливостью. Особенно несносен он стал, вернувшись к жизни частного человека. Ведь если ранее его слушали, надеясь узнать что-нибудь важное для государства, хотя бы и тяготясь его малограмотностью, теперь же он стал избегаем. Часами, как тень, бродил он по форуму, произнося несвязные речи, и наконец удалялся в священную рощу поблизости, откуда ещё долго можно было слышать его вскрики и завывания.