Городские легенды
Улюлюйска

Сколько раз каждый из нас встречал рассвет над крутыми берегами красавицы Улюлюйки? Не счесть! Но мало кто из нас знает, что свое нынешнее течение наша полноводная река приобрела не по воле природных сил, а по воле Первого Губернатора, которого мы поминаем каждый второй четверг месяца.

Ранее Улюлюйка неспешно несла свои чистые воды не слева направо, как ныне, а справа налево. И всё было хорошо, пока на 300-й год правления Первого Губернатора в верховьях нашей великой реки не появились чудовищные варвары, лишённые всех человеческих добродетелей - ербохомохльцы! Эти звероподобные создания рядились в шкуры, ели протухшую брюкву, обмазывали тела не маслом оливы, как было принято тогда средь нас, а экскрементами животных, потели под дабстеп у кострищ, устраивали содомские оргии, совершая человеческие жертвоприношения своим поганым идолищам: Либеруху, Глобализуху и Лгбтуху.

Когда пришла разнарядка о необходимости решительной и бескомпромиссной борьбы с пятой колонной, принялись мы искать её по всему Улюлюйску и нашли, прости Господи, в самом что ни на есть сердце края - в Губернской Администрации.

К слову, колонны были только у этого здания и было их аккурат пять! Очень некрасиво получилось. Тогда пришлось лишнюю колонну убирать и выкидывать, а Губернатора Семёна Петровича Монуметального менять на Семёна Петровича Белену. Ну, в смысле, фамилию менять.

Вот один российский музыкант сказал, что Родина, не жопа президента. Мы же у нас в Улюлюйске не понимаем, почему музыкант отделяет эту часть президента от Родины. В нашей истории был один случай с губернатором много лет назад.

Затеял он как-то войну с нашим вечным врагом и бросил войска на оборонительные редуты противника, а противник еброгомохльский возьми, да и шмальни высокоточным оружием прям по его ставке! Оторвало тому губернатору руки, ноги и голову. А в живых у него осталась только жопа, которую он укрывал всем телом.

Как известно, на переправе коней не меняют, так и в бою не меняют тех, кого в принципе народу менять не положено. И в этот трудный для Родины час жопа нашего губернатора рявкнула: "В атаку!" - да так, что волна звуковая по линии фронта пронеслась. Наши герои так и пошли в штыковую: "За жопу губернатора!!!" - летело над полями под свист картечи и залихватское улюлюйское "растудыть"!

Тогда мы победили. А победоносная жопа губернатора ещё много лет правила.

Вот так.

Сказывали как-то старики, что от своих дедов слышали, мол, как-то в стародавние времена, когда ещё губернаторы по администрации пешком ходили, а картошку из Америки не завезли, появился в Улюлюйске гомогей. Один-одинёшенек. Ну, местные зверя такого отродясь не видывали! Девкам он был непотребен, мужики же его откровенно недолюбливали.

А всяк, кто книжной учёности обучен знает: недолюбленный гомогей стократ опаснее долюбленного! Вот и начал он утрачивать облик человеческий от тоски и одиночества. Стал о семи рогах, о восьми руках, причём шесть правых и две левых, стал выть волком, скакать аспидом и запах серный истощать.

Как зайдёт солнце, так давай бесчинствовать до рассвета. Местные в храмах прятались, кто до заката в дом спрятаться не успевал.

Иллюстрация: гомогей в представлении улюлюйского художника. Офорт

Собрал губернатор бояр и священноначалие: стали думу думать. Управы на гомогея не было никакой: сталь его не брала, слово ни Божие, ни матерное его не стращало. Думали-думали, да и решили выписать посылторгом из Европы ещё одного гомогея.

Привезли ящик с импортным гомогеем на площадь, откупорили его перед закатом, да попрятались за острогом. Ну, наш гомогей как того почуял, так и прискакал. Увидал его, разволновался страшно, обрадовался, да и принял облик человеческий. Это от того, что долюбленный гомогей не чета недолюбленному - добр и кроток нравом. Ну, тогда улюлюйцы их обоих хвать и на первой попутке до Еброхомохля по реке сплавили.

Но с тех самых пор в Улюлюйский край гомогеям ходу нет.

Вот так.

Военный пенсионер Небовеев сидел на лавочке возле подъезда и ненавидящим взглядом глядел на траву, прораставшую из-под его ботинок. Чекушка, стоявшая рядом, была пуста, как воронка от крупнокалиберного снаряда. Валерий Иванович зло сплюнул, надеяясь попасть по пролетавшему мимо шмелю - и промахнулся; наступил каблуком по пробегавшему муравью - и раздавил его; откинулся на спинку, возвёл очи горе - и возмечтал.

"А вот была бы у меня батарея гаубиц! А лучше две. А ещё лучше дивизион, нет, два дивизиона. И чтобы гаубицы были сплошь 52-калиберные и лучше, конечно, самоходные. Вот это была бы сила. А к гаубицам, понятное дело, снарядов, снарядов побольше. Из расчёта на месяц - нет, месяц мало - на полгода интенсивных боёв.

И я бы, наверное, полковник артиллерийских войск. Нет, не полковник. Гаубицы-то сами не ходят, к гаубицам добавить охранение, танки, спецназ, мотопехоту. Наверное, генерал. Пожалуй, и генерал-лейтенант. И у меня целый корпус, хотя корпусов сейчас нет, так что, пожалуй, армия. Да, армия. Дивизиона тогда, конечно, не два, два на армию - маловато. Но это мы решим с моим начальником штаба.

На фото: гаубица самого большого калибра

Как-то давно, когда мне было лет семь или восемь, папа принёс домой нечто удивительное, прекрасное и невиданное мною ранее. Он достал из кармана форменной куртки и протянул мне в ладони небольшой, но тяжёлый свёрток из просмоленной бумаги.
Когда я раскрыл его, моему взору представилась большая, сантиметров 5 в диаметре, невероятно красивая сверкающая хромом на точёных гранях гайка. Никогда раньше, да и позже, мне не доводилось видеть гайку такой красоты.

— Папа, папа, что это?

— Это гайка, сынок. Волшебная гайка справедливости.

— Где ты её раздобыл!?

— Открутил!

— Откуда? Тут везде кривые да ржавые обычные гайки!

На фото: та самая гайка