1. По происхождению Явлинский был скифом или, как говорят другие, иудеем. Родился он в Леополе, когда этот город вместе со всей Скифией принадлежал Августам, а скифы входили в число граждан. Отец его, потеряв родителей во время гражданской войны, которую Владимир из Лены вёл против своих противников, по достижении совершеннолетия примкнул к одному из гирканских легионов. Война с германцами и воинская доблесть сделали его центурионом, а мирное время - префектом по делам юных злодеев.
2. Рождению Явлинского предшествовали следующие знамения. Мать Явлинского, беременная им, в пасмурный день увидела громадную тень, которую отбрасывало её чрево. Находившаяся тут же рабыня, как бы одержимая божеством, воскликнула, что ей предстоит родить мужа величайших достоинств, но непрочного в достижениях. В то же время во многих местах видели огни на храмах богов, лошади отказывались нести всадников, а волы сами впрягались в ярмо.
3. Едва сменив претексту на тогу совершеннолетнего, Явлинский покинул Леополь и отправился в Город, снедаемый честолюбием или, как говорят другие, желанием выйти из-под власти отца. Тот ведь, усвоив крутой нрав в отношении юных злодеев, распространял его и на всех домашних. Страшась отца, Явлинский предавался физическим упражнениям, и в особенности кулачному бою, а при первой возможности покинул родителей. Говорят, он был не прочь и вовсе сбежать из Отечества, но легионные караулы, выставленные по Рейну, не пустили его, посоветовав искать счастья в Городе.
На фото: бюст Явлинского. Мрамор.
4. Здесь он принялся изучать ойкономику, как говорят одни, из любви к знаниям, другие - из желания обрести могущество. Видя, что магистратуры давно ничего не значат, а истинное могущество заключается в близости к Августам, он выдумал подобраться к ним через префектов и прокураторов, занимавшихся хозяйством. Божественный Леонид, впрочем, едва не привлёк его к суду за оскорбление величия, но уже Михаил, Цезарь, лишённый почести обожествления, возвысил. Наконец, божественный Борис, по утверждению многих, хотел сделать его магистром оффиций, но его отговорили окружавшие его халдеи и вольноотпущенники, указывая на суровость и древнюю простоту нравов Явлинского, которые были для них хуже пороков.
5. Он же, собирая вокруг себя таких же, как он, людей низкого звания, но выдающихся дарований, составлял проекты по спасению погибающего Отечества. Когда они отвергались, он, желая сохранить для потомков хотя бы славу своего имени, давал их в переписку рабам и распространял на форуме, не гнушаясь посылать списки и в провинции, дабы и там знали, что есть в Отечестве человек, который знает, как спасти мир от пороков и разграбления. Один из таких проектов, сочинённый им для Михаила, он назвал "пятьюстами днями", указывая, таким образом, что для приведения в порядок расстроенного хозяйства достаточно будет и пятисот дней, другой, составленный несколько позже для божественного Бориса, получил имя "четырёхсот", в том смысле, что после отторжения от Отечества многих провинций оставшееся можно спасти всего за четыреста дней.
6. Когда и это было отвергнуто по настоянию льстецов божественного Бориса, он оставил попытки доставить себе должности по благоволению Цезарей и возмечтал о верховной власти, говоря в частных беседах, а впоследствии и на форуме, что только став Августом, он всё ещё может спасти Отечество. Божественный Борис, хотя и знал о таком его стремлении, ничего не предпринимал, как бы позволяя тем самым и далее расшатывать основы единоличной власти. Делал он так по природной вялости, а в ещё большей степени от пристрастия к пьянству, которому удивлялись даже германцы.
7. Тогда и другие основывали партии и открыто заявляли о стремлении к верховной власти, как если бы всё ещё существовала Республика, и среди них люди не достойные не только этого, так жаждуемого ими отличия, но и вообще пребывания на свободе. Я уже писал об одном таком, некоем Зюганове, думаю, если будут к тому благосклонны боги, написать и о другом, Жириновском, ничтожнейшем из смертных, лицедее, лгуне и грязном развратнике, за которым, однако, на протяжении тридцати лет толпами ходили его почитатели из народа, всадников и даже сенаторов.
8. Видя, что и лицедеям позволено оспаривать могущество у Августа и создавать партии, Явлинский также собрал партию сторонников, сперва грозную и подававшую большие надежды среди противников тирании и вообще людей разумных и благородных, но вскорости пришедшую в упадок благодаря, как утверждают древнейшие писатели, самому Явлинскому, который свои добродетели частного лица быстро обратил в пороки государственного мужа. Если старые партии, известные нам от древнейших писателей, назывались популярами и оптиматами, он своих сторонников выдумал называть яблоками, как говорят одни, по созвучию своего имени с варварским словом, обозначающим яблоки, другие - указывая на яблоко как на плод, приятный для вкуса и в то же время доступный всякому римлянину, не исключая и бедняков. Яблоки он противопоставлял вишням и другим яствам, пришедшим из страны Син и других отдалённейших местностей и составляющим стол изнеженных богачей.
9. Вообще он более всех прочих государственных мужей того времени заботился о народе, и если бы тот не был так суетен, то, несомненно, сделал бы его Августом. Помешала этому, как говорили его сторонники, или яблоки, всегдашнее легкомыслие народа, глухого к голосу разума, голосующего сердцем, легковерного, переменчивого, склонного предаваться всякому, кто пообещает им скачки и государственные бои. Вообще же порча нравов зашла так далеко, что не стоит и надеяться их исправить, а дело благородного человека - бичевание пороков и сочинение памфлетов, рассчитанных скорее на потомков, чем современников.
10. Следует сказать, что добродетели частного человека, несомненно, возвышающие его над прочими, легко могут стать пороками для государственного мужа. В этом согласны многие философы. Это, по-видимому, произошло и с Явлинским. Муж, несомненно, блистающий добродетелями, он не только не спас Отечества от грозивших ему опасностей, но и вообще совершил мало полезного для Города и мира, хотя сторонники его и прославились своей ненавистью к тирании и помощью угнетённым. Являясь на форум и порицая мерзавцев, распоряжавшихся казной и самим Отечеством, из года в год грозясь принять имя Августа, он так и не решился ни на что, кроме как, выставляя кандидатуру на потешных консульских выборах, всякий раз уступать не только Цезарям, но и ничтожнейшим из смертных, умевшим, однако, приманить к себе чернь нелепыми посулами, и отличавшимся большей, чем он, смелостью в дерзаниях.
11. Не только не принял он имя Августа, но и среди сторонников своей партии, или яблок, он всячески выискивал тех, кто осмеливался на подобное, и всячески принижал их, а то и вовсе изгонял из числа сторонников. Когда же ему пеняли, что, порицая тиранию в Отечестве, он установил тиранию в собственной партии, он по внешности передал её другим, людям настолько ничтожным, что имени их не приводят даже осведомлённейшие писатели. Говорят, он дошёл до того, что сделал главой партии женщину. Так, по виду передав власть другим, он в действительности продолжал быть среди яблок единоличным властителем и как бы частным тираном.
12. Видя, что могущества не только в государстве, но и среди единомышленников им достичь не удастся, многие яблоки стали покидать его, сделавшись одни приспешниками Цезарей, другие - примкнув к восстанию всадников или собрав собственную партию. Среди первых называют Милонова, о котором я уже рассказывал, и Мизулину, чудовище в образе женщины, виновников гнуснейших установлений, как бы в шутку получивших имя законов, и составителей грязных доносов. Среди вторых более всего известен Навальный, предводитель всадников, слова которого о стремлении к власти Августов не расходились с делом, муж отмеченный всякими доблестями, но жадный до власти. Упоминают также Яшина, перебежавшего от него к Борису Германику.
13. Наконец, были и такие, кто, в отчаянии от тирании Августов и бессилия Явлинского, которому они доверились, накладывали на себя руки. Так, один юноша из близкой провинции, имени которого я не хочу называть из уважения к его памяти, блистающий всеми дарованиями, от которого все ждали великую будущность, удавил себя петлёй от разочарования. Рассказываю я об этом, поскольку сам знал этого юношу и горько оплакивал его безвременную кончину. Наконец, не могу умолчать и о Шлосберге, иудее, который за смелость и всяческие дарования снискал расположение у квиритов и возжелал сделаться главою яблок. Прознав об этом, Явлинский сделал всё, чтобы не допустить его даже к этой, становившейся всё более ничтожной должности, и для его большего позора назначил главой партии женщину, о чём я уже говорил.
14. Утверждают, что в своём бесстыдстве он дошёл до того, что, по примеру Зюганова и Жириновского, сделался рабом божественного Владимира, лишь для виду оспаривающих его власть, на деле же отвлекающих чернь от его настоящих противников. Я, впрочем, считаю это преувеличением. И действительно, зачем Августу сговариваться и платить деньги тому, кто бескорыстно, хотя бы и с противоположными намерениями, помогает ему сохранять могущество?
15. И сам он, и яблоки между тем впадали в ничтожество. Уже никто не верил его словам, а над показным желанием сделаться Августом или, тем более, восстановить Республику, все насмехались. Стоило ему появиться на форуме, какой-нибудь острослов немедленно указывал на него и провозглашал оскорбительные стихи, которых было бы больше, если бы не его ставшее несомненным ничтожество. Тем не менее, мне вспоминается следующий стих:
Старец Явлинский идёт. Скоро ль ты Августом будешь?
16. О смерти его доподлинно ничего не известно. Рассказывают, что в последние годы он стал не то растворяться, не то сам собой загнивать и в какой-то момент, принимая ванну, исчез, а вода в ванне превратилась в бульон. Так это или нет, я судить не берусь, а сообщаю лишь для того, чтобы ничего не упустить.
17. Роста Явлинский был высокого, телосложения крепкого. Волосы у него были тёмного цвета и вьющиеся, причём сохраняли своё обилие до самой старости. Бороду он сбривал, полагая, что ношение бороды уподобляет его безумцам. С юности он по греческому обычаю занимался физическими упражнениями и даже запятнал себя публичными состязаниями с цестами. Был он воздержан и по-старинному прост в нравах и вообще, как я уже говорил, славился добродетелью. Рассказывают, что он более следовал в жизни установлениям древних философов, чем сами философы. Женат он был единожды, имел двух сыновей, из которых один едва не был убит его врагами. Страшась уготованной им участи, он отправил их к варварам в Британнию, как вообще это принято с некоторых пор у сенаторов.