(из воспоминаний хорунжего Улюлюйского лейб-гвардии казачьего конвоя П.А. Ахметьева)
Вот я еду впереди конвоя с обнажённой шашкой. Поскрипывает седло, едва заметно подрагивает крепко прилаженная к спине берданка. Тёплое майское солнце ласкает меня, заставляет приятно жмуриться. Жеребец подо мной слегка поигрывает — несильно, чтоб не заметил вахмистр. Он смотрит на меня с отеческим неодобрением. Старый казак, он любит журить офицерскую молодёжь простодушной крестьянской речью. Мы прощаем ему эту вольность.
На фото: казаки Лейб-гвардии Улюлюйского казачьего конвояНо чу! Прямо передо мной вырастает мальчик с коровой. Он, испуганно моргая, гонит скотинку хворостиной с пути кортежа. Вахмистр вскидывает берданку. «Обожди», — кричу я ему и лихо огреваю мальчонку казацкой нагайкой. Мальчик шарахается в сторону. Испуг в его глазах сменяется выражением благодарности. «Ну что ж ты так, ваше благородие», — укоряет меня вахмистр, забрасывая за плечи непригодившуюся берданку. Вахмистр прав — мне следовало пристрелить мальчонку, вопреки приказанию оказавшегося на пути губернаторского кортежа. Чёртова сентиментальность! — едва не восклицаю я вслух и с досады хочется сделать что-нибудь грубое и глупое, спрыгнуть с коня, разбить о камень винтовку, расплакаться. Но я удерживаюсь. Ничего, думаю я чуть погодя, в следующий раз я покажу вам, что я не мальчишка, а настоящий казачий офицер.
И вот снова кто-то показывается на пути кортежа. Я шпорю коня и, не разбирая, с размаху рассекаю нарушителя наискось, так, как меня учил отец. «Молодец, Ахметьев, как на учениях», — это подъехал наш сотник, Мансуров. Он треплет меня по плечу. Не глядя, мы проезжаем мимо разрубленного надвое трупа. Кто это был? Зачем он выбежал на путь Губернаторского кортежа? Я так и не узнал это, да и какое это имеет значение. Солнце поднимается выше, наши тени сворачиваются в неровные пятна под лошадьми. Ко мне подъезжает губернаторский адъютант. Незаметно, нарушая порядок, он шепчет мне: «Сегодня же вы будете представлены к награде». Я вспыхиваю от удовольствия. Адъютант подмигивает мне и скрывается в облаке пыли.
Ровно поцокивают копыта лошади. Не рассуждая, еду я впереди конвоя, весь полон радостных надежд и предчувствий. Обида, нанесённая мне вахмистром, забылась. Я искупил её. Словно в подтверждение моих мыслей, из окна деревенского дома в стороне от дороги выглядывает смазливая молодая баба и улыбается мне.