Ученик Ле Нина Зю Гань, имя которого с древнекитайского одни переводят как Мудрый, другие - как Трусливый или Нерешительный, путешествовал по северному Китаю. Стояла вторая весна луны. Весенние птицы громко пели в лесу, весь мир казался настолько нов и свеж, что Зю Ганю не хотелось входить в пыльный город, к крепостным стенам которого он подошёл. Однако голод, терзавший его могучее тело почти с того самого момента, как был завершён завтрак, не давал Зю Ганю возможности промедления. Вздохнув, он вошёл в ворота и стал выискивать какую-нибудь харчевню, чтобы дополнить достойный завтрак не менее достойным обедом. К его удивлению улицы были пусты, и спросить дорогу к ближайшей харчевне было не у кого.

- Удивительный город, - произнёс Зю Гань, - надо полагать, что его жители настолько приблизились к пониманию дао, что больше не нуждаются в том, чтобы выходить на улицу, а может быть, и вовсе отказались от несовершенной материи в пользу духовного бытия.

Так думал Зю Гань, когда его внимание привлекли громкие крики.

- Хм, всё-таки остались в этом городе и тот, кто далёк от полноты понимания дао, иначе вряд ли он орал бы так громко, что мне закладывает уши, - воскликнул Зю Гань и поспешил на крик.

Вскоре он вышел на главную площадь. В центре её стоял эшафот, на котором палач бил бамбуковыми палками по пяткам какого-то человека. Эшафот был окружён народом, который с интересом наблюдал за происходящим.

- Всё же местные жители ещё очень далеки от понимания дао, - подумал Зю Гань и стал протискиваться в центр поближе к эшафоту. Как видно, его, несмотря на глубокое понимание дао, тоже раздирало любопытство.

Поравнявшись с эшафотом, он выглядел человека, по-видимому, распоряжавшегоуся казнью. Он считал удары, наносимые палачом, и с каждым ударом утирал слёзы из глаз. Зю Гань приблизился к нему и поклонился.

- Меня зовут Зю Гань, я ученик мастера Ле Нина, познавшего мудрость Поднебесной и четырёх сторон света. Осмелюсь спросить: за что так жестоко наказывают этого человека?

Человек, к которому обратился Зю Гань, был одет в дорогое платье изысканного покроя. Поклонившись Зю Ганю, он произнёс:

- Я начальник конюшен местного губернатора, а человек, которого наказывают - мой слуга, осмелившийся дерзко нарушить моё приказание. Соблюдение ритуала предполагает послушание младших старшим, поэтому мне приходится наказывать его, хотя и против своего желания.

Зю Гань, услышав этот мудрый ответ, почтительно поклонился и пошёл прочь.

*   *   *

Спустя три луны, во вторую луну лета, Зю Гань снова посещал город на границе со страной северных варваров. Стрекотали цикады, в лесу было свежо и прохладно, а в городе стояла нестерпимая духота и жарило солнце. Зю Гань хотел было задержаться в лесу до вечера, чтобы войти в город по холодку и укрыться в нём от ночных опасностей, но голод, томивший его с самого окончания обеда, на который он один уплёл половину жареного поросёнка и три плошки риса, не давал ему возможности промедления.

Едва войдя в городские ворота, Зю Гань услышал крики. Помня о прошлом посещении города, он поспешил на главную площадь. На эшафоте стоял палач и усердно бил палками по пяткам какого-то человека. В осуждённом Зю Гань с удивлением узнал начальника конюшен, с которым беседовал в прошлый раз.

Протиснувшись на середину, Зю Гань подошёл к осуждённому. Палач, обливавшийся потом от усталости, сделал в это время небольшой перерыв, и Зю Гань мог перекинуться несколькими словами с начальником конюшен. Поклонившись и поприветствовав его, он спросил:

- Я, Зю Гань, осмеливаюсь спросить: не вас ли видел я три луны назад на этом самом месте, отдающим приказы о наказании вашего слуги?

Осуждённый поднял на Зю Ганя глаза и ответил:

- Простите, мастер Зю Гань, что я не могу ответить вам со всею учтивостью, ибо нахожусь в стеснённом положении. Да, это меня вы видели три луны назад отдающим приказы о наказании моего слуги.

Зю Гань произнёс:

- Что же случилось, что сегодня вы оказались на месте вашего слуги и подвергаетесь столь жестокому наказанию?

Осуждённый ответил:

- Я совершил тот же поступок в отношении своего господина, что и мой слуга в отношении меня. И вот теперь наказывают меня, как прежде наказывал я, что представляется мне весьма печальным, хотя и соответствующим справедливости.

Зю Гань произнёс:

- Кто же ваш господин?

Осуждённый ответил:

- Губернатор этой провинции. Против него я и совершил проступок, за который расплачиваюсь.

Зю Гань произнёс:

- Как переменчива людская судьба! Человек подобен тростнику: вот он растёт и распрямляется ввысь, едва ли не затмевая солнце, но стоит подуть восточному ветру, как он клонится до самой земли. В прошлый раз вы пригнули к земле вашего слугу, сегодня губернатор пригнул вас. Кто знает, не совершит ли какого преступления губернатор, чтобы в следующий раз оказаться на вашем месте?

Услышав это, осуждённый покраснел от гнева:

- Как смеешь ты, чужеземец, перелётная птица, дармоед, клеветать на нашего губернатора! Поди прочь, пока и тебе не всыпали по пяткам бамбуковыми палками, как ты этого заслуживаешь.

Зю Гань хотел было возразить, но палач снова принялся за дело, и он ушёл, размышляя о переменчивости судьбы и о том, как же диковинно ли, если всегдашнее следование ему не приносит никакой награды, а единожды оступившись, рискуешь потерять свои пятки.

*   *   *

Так случилось, что спустя три луны Зю Гань вновь очутился у этого города. Стояла вторая луна осени, дул холодный ветер, и туфли Зю Ганя ступали по облетевшим листьям, как по ковру. Не следует забывать, что дело происходило всё-таки на севере Китая.

Войдя уже привычной дорогой в город, он ничуть не удивился, услышав громкие крики, и сразу же направился на главную площадь. Иллюзий о глубине познания дао жителями города он уже не питал. Ему не терпелось узнать, кто же на этот раз подвергается наказанию.

Площадь была полна народу. На возведённом посреди площади эшафоте палач усердно стучал палкой по пяткам какого-то щуплого человечка в невероятно богатой одежде. Не пытаясь на этот раз протискиваться в середину, он обратился к первому попавшемуся черноголовому, стоявшему в дальних рядах толпы.

- Эй, простолюдин, - произнёс Зю Гань, - скажи-ка мне, что это за человек и за что он подвергается наказанию?

Черноголовый посмотрел на него исподлобья, сделал несколько глубоких поклонов и произнёс на грубом деревенском наречии:

- Это наш губернатор, а наказывают его за то, что он ослушался приказания сына неба.

- Как же всё-таки переменчивы людские судьбы! - воскликнул Зю Гань, - Ещё вчера ты подобен бурному потоку, катящемуся по ущелью и с рёвом разрушающему скалы, а сегодня - пересохшая лужа на на самом дне глубочайшего оврага. Так и губернатор. Начальник конюшен ни за что не хотел поверить в то, что он займёт его место, однако это случилось.

Больше Зю Гань ни о чём не расспрашивал и покинул город.

*   *   *

Путешествуя по северному Китаю, Зю Гань заблудился в лесу и уже готовился принять смерть от волков, на близость которых указывал доносившийся из глубины леса вой, как лес неожиданно расступился и Зю Гань вышел к тому самому городу, в котором уже бывал трижды - в весенние, летние и осенние луны. Прошло три луны со дня его последнего посещения. Стояла зима, Зю Гань продрог в своём недостаточно тёплом платье и спешил поскорее вступить в городскую черту.

Однако не доходя до города ещё четверти ли, он услышал душераздирающий крик, более громкий, чем все, которые ему приходилось слышать здесь в прошлые луны. Зю Гань остановился и посмотрел на звёзды. Ночь была ясной и Зю Ганю, как уже было сказано, было холодно. К тому же вдали поджидали волки. Однако Зю Гань не стал входить в город. Он развернулся, нащупал в дорожном мешке огниво на случай, если придётся заночевать в лесу, и пошёл прочь. Недаром его имя одни переводят с древнекитайского как Трусливый и Нерешительный, другие - как Мудрый. Всё-таки слишком рискованно заходить в город, в котором бьют палками по пяткам сына неба.