С давних времён Улюлюйск был жемчужиной мировой цивилизации. Сюда стекались с византийских базаров — душевнобольные и юродивые, из Германии и Франции — ищущие производственной практики начинающие инквизиторы, из монгольских степей — кибитки с завоевателями. Из Китая шли караваны с отработанными отходами шелкопрядения.

На фото: улюлюйское вече. Рисунок современного художника

Величие допотопного Улюлюйска и славу древних губернаторов заботливо живописует веснописец Нектор, а вот, кстати, и его канал в Телеграме.

Улюлюйский народ отличается любознательностью и вечно находится в поисках. То пропавшие деньги, выделенные из казны на дороги, ищут, найти не могут, то свои корни – но их-то, слава богам улюлюйским, нашли на старой мельнице, под жерновами (хорошо, мельник тогда запил и долго на работу не выходил, а то страшно подумать, что могло бы стрястись с корнями народа улюлюйского!).

Отдельную страницу истории Улюлюйска занимают поиски национальной идеи. Нет, по мельницам, да портовым докам их, конечно же, не искали. Побойтесь фурий те, кто так было подумал! Тут дело обстояло серьёзней: создали комиссию, сам генерал-губернатор назначил себя её председателем.

На фото: духовность и родные берёзки

Решили сначала в сторону Запада податься. Стали заигрывать с Ербохомохлем, говорить про модернизацию и западный путь развития. Но Ербохомохль на заигрывания не поддался, сказав, что он не девка какая ветреная, а уважаемый в свете город. А взамен признания Улюлюйска своим, рукопожатным, Ербохомохль потребовал ввести в Улюлюйске какую-то «Костентуцию» и не менее загадочные «права человечьи» и отдать задёшево весь урожай угля и тучные стада нефти – предмет гордости улюлюйской. Губернатор на эту неслыханную дерзость ответил, что Родиной не торгует и национальное достояние блюдёт – на то и поставлен богом у кормила власти.

Тогда улюлюйский народ в едином порыве решил обратить свои взоры на восток: надел узорные шаровары, нацепил шашку и стал загадочно улыбаться и прищуриваться. Но и тут Улюлюйск большего не достиг: Зурбаган рассыпАлся в миллионах любезностей, приторных, как шербет, и давал тысячи обещаний, но, в итоге, оставил улюлюйского генерал-губернатора в крайней неопределенности, а оттого – в растерянности. Чего-чего, а, вот, неопределённости и, оттого, растерянности генерал-губернатор не любил. Пришлось и от ориентации на Восток отказаться.

Пытались, было, идеи из всяких теорий заморских брать: коммунизм там, этатизм, либерализм, эмпириокритицизм. Но, вот беда, какую идею ни возьмут – всю до конца испортят, хоть выкидывай потом. Монархизм до Гипатьевского подвала довели, коммунизм завели в Белобрежскую пущу, а либерализм и вовсе превратили в такое нечто, что потом его в магазине обратно принимать отказались. Так и сказали, мол, не признаём в этой зелибобе либерализм, мы, мол, вам такого не продавали.

И тогда вот что решили (вернее, замгенгуба по идеологии предложил): не след Улюлюйску перенимать иноземные национальные идеи, у Улюлюйска свой, особый путь. А чтобы и его, этот особый путь, не испортить, не испоганить, решили никак его не называть.

После такого гениального решения по поиску национальной идеи Зурбаган и Ербохомохль, конечно же, стали завидовать Улюлюйску и с новыми силами строить ему козни. Но об этом – в следующем рассказе.

Андреас Петрополит, моряк Пурпурнознамённого, ордена Палеолога Эгейского флота