С давних времён Улюлюйск был жемчужиной мировой цивилизации. Сюда стекались с византийских базаров — душевнобольные и юродивые, из Германии и Франции — ищущие производственной практики начинающие инквизиторы, из монгольских степей — кибитки с завоевателями. Из Китая шли караваны с отработанными отходами шелкопрядения.

На фото: улюлюйское вече. Рисунок современного художника

Величие допотопного Улюлюйска и славу древних губернаторов заботливо живописует веснописец Нектор, а вот, кстати, и его канал в Телеграме.

(рассказ улюлюйца)

Понадобилась мне однажды какая-то справка. Делать нечего, вздохнул я тяжко, собрался и пошёл в Бюрократический квартал. А это был такой квартал – в тёмный лес с разбойниками люди охотнее отправлялись, чем туда.

Иду я по бесконечным мрачным коридорам, тихо кругом, только слышно, как перья за дверьми скрипят, да бумага шелестит. Час хожу, два, совсем заблудился, в какую дверь ни загляну, только попытаюсь спросить, тут же в ответ получаю торопливо-деловитое: «Ничего не решаю. Всё наверх». Пробежит по коридору редкий чиновник, я пытаюсь его остановить, а он мягко-настойчиво выворачивается, бормоча стандартное заклинание: «Ничего не решаю, всё наверх», и исчезает за какой-нибудь дверью. Смотрю я, и словно бы и не было никого несколько секунд назад, только лёгкий запах серы в воздухе витает.

На фото: в Бюрократическом квартале (ербохомохльская карикатура)

В совершеннейшем отчаянии заглядываю я в очередной кабинет, вижу: за столом, уткнувшись в бумагу, сидит человек, пишет что-то. Оба мы готовимся вступить в отрепетированный уже до мельчайшей запятой диалог, как вдруг происходит сбой в программе (Здесь мы наблюдаем анахронизм: в Улюлюйске, который мы потеряли, в программах никогда не было сбоя – прим. ред.). Мы узнаём друг друга: когда-то вместе учились в школе, потом я пошёл по земской линии, а приятель мой – в разбойники. Радость, объятья, стандартные вопросы: «Как дела?», «Что ты думаешь о новых инициативах генерал-губернатора?», «Скоро ли уже Конец Света, и какие знамения его предвещают?» и тому подобное. Старинный приятель сообщил, что теперь его зовут Бюрократий, и было видно, что он весьма гордится своей находчивостью.

Наконец, я спросил, почему Бюрократий решил сменить профессию и из разбойника сделаться чиновником. На что Бюрократий отвечает, что меж профессиями разбойника и чиновника разница не столь уж велика, зато вторым быть безопаснее.

– Представь, – с жаром объяснял он, – другие горбатятся, чтобы заработать свои жалкие монеты, а эти двое вмиг присваивают себе часть богатства этих несчастных: разбойнику люди отдают деньги на большой дороге, чтобы он позволил им пройти, проехать, жить дальше, а чиновнику они дают деньги в тиши кабинета, чтобы он позволил им открыть лавку, купить землю или выехать заграницу. Только разбойнику приходится отнимать чужое силой, да ещё и жизнью при этом рисковать, а чиновнику люди сами несут своё добро, лишь бы тот разрешение дал какое следует – мы ведь тут круглыми днями только тем и занимаемся, что разрешения выдаём. В общем, поразмыслил я, поднакопил монет и устроился чиновником.

Долго ли мы так общались, но наступило священное время Второго Обеда...

Собираясь уже спешно покинуть кабинет, я вдруг вспомнил, зачем пришёл в Бюрократический квартал. И спрашиваю я своего старого приятеля, может ли тот помочь выправить необходимую справку, на что Бюрократий мне так мягко, по-дружески говорит:

– Пойми, я ничего не решаю, тебе бы наверх надобно.