Конвойный для улюлюйца - как ангел-хранитель. Приставленный от рождения, от покидает его только после смерти. "Отошёл конвойный" - так говорят в Улюлюйске о том, кого похитили цепкие лапы смерти. Вспомните своё детство, свои первые воспоминания - он всегда тут. Вот мать ведёт вас под ручку в государственное образовательное учреждение дошкольного образования - детский сад. Вы оглядываетесь кругом, налево-направо, и видите рядом едва заметную тень. Это он, осторожно ступая вслед за вами и вашей матерью, повторяя маршрут ваш изо дня в день, наблюдает, протоколирует, записывает, подшивает к делу.
Вот ваш первый день в школе. Яркие плакаты на стенах, мобильные приложения "Опознай врага", забившаяся в угол учительница. А за окном чьи-то тени. Это они - конвойные-хранители, пришли вслед за своими подопечными на первый в государственное образовательное учреждение среднего образования - среднюю школу. Шаги их легки, тени едва заметны. Да и сами они словно растворяются в воздухе, тают, едва заметят на себе пристальный взгляд. Всегда одинаковые, все на одно лицо - сероватое, слегка как будто в тени, в линзах или модной оправе и неясного, неуловимого цвета костюмах. На ногах они носят удобную обувь, чтобы походка их была неслышной и лёгкой.
Вот вы обнимаете свою первую девушку, неловко, нелепо. Её волосы закрывают от вас весь мир; её запах не даёт вам сосредоточиться. А рядом, за дверью, под деревом, в углу у стиральной машины спрятался он - ваш конвойный-хранитель. Его лица вы не уловили бы, даже если бы не были отвлечены этим человеком другого пола, который пока - ненадолго - для вас весь мир. Он глядит на вас через свои очки или линзы, он записывает каждый ваш шаг. Он старомоден; он пишет чернилами, пишет ручкой с золотым, иностранным пером, исписывая листья бумаги и отбрасывая их, как листья деревьев, чтобы тотчас же подхватить и отправить в новую папку личного дела.
Идёт дождь. Вы стоите на улице под раскрытым зонтом, и капля за каплей стекает прозрачная жидкость со спиц этого чудовищного устройства. Отвернувшись к стене, вы как будто читаете что-то с экрана смартфона. На стене перед вами размашисто и коряво написано что-то крамольное. Экран у смартфона потух, он чёрен, как ночь, как Вселенная, когда в ней погаснут звёзды. Вы смотрите на крамольную надпись, вы не можете оторвать глаз. Конвойный-хранитель стоит возле вас. Он покачивает головой, он трясётся от возбуждения, он строчит что-то во всё более толстые папки личного дела.
Вы, наверное, совершили что-то, а может, и совсем ничего. Вы стоите и смотрите, как люди в форме ломают шкафы и изымают электронные устройства. Рядом стоит ваш конвойный-хранитель. Наконец вы можете разглядеть его. Он не прячется, уже ни к чему. Он не так уже молод. Он постарел вместе с вами. Бегать за вами с его животом и одышкой, наверно, не так уж и просто. Костюм его не так уж и ладен. Скроенный по шаблону, он забрызган дешёвыми чернилами отечественного производства, которые забивают перо дорогой иностранной ручки. Он смотрит куда-то вдаль. Он не так уж и рад. Это служба: ему ехать за вами вдаль.
Вы вернётесь и он, усталый, замотанный, делящий с вами одно купе потрёпанного вагона, вернётся тоже. Он молчит. Вы пытаетесь говорить с ним, сначала словами, потом знаками, жестами. Он смотрит на вас, он смотрит мимо вас. Он не улыбается и не злится. Как будто он видит вас сквозь прозрачную перегородку, как будто вы в разных мирах. Он в одном, вы - в другом. В старом купе старого расшатанного вагона. Вы вздыхаете; он молчит. Вы строите ему страшные рожи, стараясь вызывать в нём что-нибудь общее, человеческое. Он молчит и всё-так же смотрит на вас, мимо вас.
Вы вернулись, и он с вами. Вы пойдёте, поедете, полетите. Он пойдёт и поедет, полетит вместе с вами. Он приставлен к вам с рождения; он пребудет с вами до вашей смерти. Посмотрите в его глаза. Теперь можно. Вы умираете; в своей постели, на улице, от пуль палача. Теперь, теперь посмотрите ему в глаза - это и есть смерть, сопровождавшая вас с рождения на протяжении жизни. А? Теперь-то вы поняли?