Широки, длинны в Улюлюйске ряды. На большом торге, да на малом торжке — на первом девять рядов по семь лавок, на малом три ряда, да по три лавки. Да ещё кой-где по домам торгуют, да вразнос ходят, с коробов всякую всячину предлагают. Да только улюлюйцы покупать не спешат, им бы что с прилавка сорвать, да бегом бежать, чтобы не догнали, да батожьём не огрели. Дошлый народ улюлюйцы.
На фото: большой улюлюйский торг. Древнеулюлюйская миниатюра
Вот идёт, скажем, такой улюлюец, по торговому ряду. Идёт, шапку ломает, туда кланяется, да сюда кланяется, а сам всё выглядывает — что, где, да не так лежит. Ну и лавочники тоже не лыком шиты, завидят дошлого мужичонку, брюхом на прилавок навалятся, ручищи расставят — прикрывают, значит, своё добро от мужичонки. Мужичонка не печалится, не расстраивается. Авось кто и зазевается, руки сложит, на девку красную заглядится. Мужичонка уже тут как тут. Схватит первое, что под руку ляжет, будь то шапка на лисьем меху, или на соболе, или на кошке, или бумажный картуз — всё сгодится. Гнилой огурец схватит — и им не побрезгует, и ему дело найдётся. Ну а схватил, тут уж беги, чтобы пятки сверкали. Лавочники увидят такое безобразие, вопль поднимут, каждый из лавки высовывается, каждый его достать норовит: кто кнутом, кто батогом, кто кулачишком — у кого что имеется, в общем. Выбежит улюлюец из торговых рядов. Глаз подбит, бок болит, но довольный! Жует себе огурец, гниль промеж зубов сплёвывает, весеннему солнышку улыбается. На славу день вышел, удался, не зря прожит.
Торговцы в Улюлюйске разных родов бывают. Первый род — соболями, да медведями, да другими товарами первого сорта торгуют. Идёт такой лавочник подбоченясь, перед ним холоп — здоровенный детина — мужиков да баб дрючком разгоняет. Глядит важно, ест много, вздыхает тяжко — брюхо мешает. Всех бояр за пояс заткнёт, объегорит, обсчитает, ему и спасибо скажут. Жена его в жемчугах, сыновья в сапогах. А вот другой идёт, второго, значится, сорта. Шуба у него поплоше, шапка пожиже, брюхо поменьше, лавчонка пониже. Хоть и в лавке сидит, а в лавке дыра в кровле, на голову каплет, заткнуть нечем. Это — мелкий купец. Такого больше всего дошлые мужичонки любят — к первому не подступись, холоп возле лавки прохаживает, да мужичонку для профилактики батожьём охаживает. У мелкого купца холопов нет, сам торгует, сам брюхом своим невеликими товар закрывает — у такого грех чего не стянуть.
Есть и третий род, те сами у кого хочешь из-под носа шапчонку сорвут — коробейники. К коробейникам мужичонка не пристаёт, за версту обходит. Шут его знает, что это за коробейник. Ты к нему подойдёшь, он от тебя, ты к нему, он от тебя. Так за угол и заведёт, а уж за углом, понятное дело, дружки поджидают. С самого тебя шапку снимут, кафтан отнимут, до исподнего, значится, разденут, и тикать на другой конец. Там продадут за бесценок и давай в кабак. Так что к коробейникам улюлюец не суётся. Чужая шапка, конечно, хороша, да свой кафтан ближе к телу. Лучше, как говорится, синица в руке, чем в журавль в небе. Бросай, улюлюец, ты этих коробейников — нехорошие они люди. Ступай в лавки, там чем-нибудь разживёшься.