- Нашли, - только и сказали на том конце провода и повесили трубку. Она тоже положила трубку и посмотрела на аппарат. На покрытом пылью, давно не использовавшемся проводном телефоне отпечатались, как трупы в помпейском пепле, её пальцы.

- Нашли, - повторила она сама себе, механически, негромко, не до конца понимая, что значит это - "нашли". В окно мерно, как метроном, стучала ивовая ветка. Тук-тук-тук. Она отошла от телефона, подошла к окну. Был ветер и дождь, и листья градом летели с деревьев в грязные лужи. "Нашли", - ещё раз проговорила она и, как в детстве, прислонилась лбом и потом носом к стеклу окна.

Теперь надо было ждать. Когда нашли, где, когда они снова смогут увидеться - вопросы, жившие в её голове все эти годы, внезапно пропали, провалились куда-то в чёрное никуда в то самоё мгновение, когда она услышала в потрескивании старой линии чужой голос и единственное слово "нашли".

Она подошла к окну и уже не отходила от него, отбегая лишь на минуту по каким-нибудь неотложным надобностям. Холодный, пропитанный влагой и сыростью осенний день сменился таким же холодным промозглым вечером и страшной безглазой ночью. За окном лило всё сильнее, а она всё стояла и смотрела, ничего толком не видя из-за лампы, светившей ей в спину и превращавшей стекло окна в какую-то нелепую огненную мозаику. Где-то там, за дождём, и за ветром, и за ивой, росшей у самого окна их особнячка, был он.

К утру она обессилела. Прислонившись к холодной стене, она тихо сползла на пол возле окна и незаметно заснула. Оловянный звук звонка у калитки разбудил её. Она вздрогнула, и сердце сразу забилось так, что едва хватило сил, ухватившись за подоконник, подняться на ноги. Дождь перестал. Вставив слелавшиеся ватными ноги в резиновые сапожки, она с трудом, как старуха, доковыляла до калитки, открыла.

- Здравия желаю, - голос офицера показался ей похожим на голос вчерашнего абонента. Впрочем, у них у всех голоса были похожи, как похожи лица, осанка, манера держаться и вообще, кажется, похожими или даже одинаковыми были души. Как если бы это были не люди, а глиняные фигуры, без особого тщания слепленные и оживлённые пражским раввином.

Офицер жестом указал ей на стоявший за ним полуфургон. Выскочивший из кабины солдат подбежал к дверцам фургона, козырнул и, как-то странно оглядевшись, открыл их. Внутри фургона было темно. Не двигаясь с места, она в то же время не отрывала взгляда от внутренности фургона.

Наконец, что-то качнулось там в глубине, и наружу из машины полезло, придерживаясь за стены огромными, покрытыми плесенью и лишайниками руками, какое-то немыслимое чудовище. Тело его, выгнутое, горбатое, было покрыто папоротниками и древесной корой, голова, круглая и блестящая, как бильярдный шар, с длинными, ветвящимися рогами, с бесстрастными и как бы невидящими глазами, двумя дыхательными отверстиями носа, раскачивалась на постоянно удлиннявшейся и сворачивавшейся шее.

Тук-тук-тук, стучала ива в окно особняка, и в такт ей покачивалась на беспокойной шее голова чудовища.

- Аааа! - резкий короткий крик вырвался у неё из груди. В странном ошеломлении она зажала руками рот, но не могла заставить себя закрыть глаза, белые, округлившиеся, как на маске выступившие на её побелевшем лице. Ноги у неё подкосились, она стала валиться в липкую осеннюю грязь. Стоявший рядом офицер подхватил её и удерживал почти на руках, а она не то стонала, не то кричала молча через плотно зажимавшие рот белые руки, и не могла отвести застывших от ужаса глаз от вылезавшего из фургона кошмарного существа.

Так вернулся домой холодным сентябрьским утром считавшийся без вести пропавшим генерал Суровикин.