Патронкин вычитывал верстку первого выпуска «Цветочного мужика». За время редакторства он заметно изменился. Форму почти не надевал, чаще приходил в простом свитере. Ещё начал сутулиться, как гражданский и даже приобрёл какой-то знайковый лоск. 

Постучался и сразу вошёл Паркер. Он сиял, так, будто в тире выбил все мишени.

— Товарищ майор, — это было особое шутливое обращение — нам тут для «Мужика» такого кадра нарисовали. Дугяшкин зовут. Он из Солнечного города, но сразу скажу со странностями.
— Здаров, Паркер. Какие ещё странности и зачем он нам тут?
— Странности не опасные. Наш мозгоправ Аминазинкин его к себе даже забирать отказался. Сказал, что мол Дугяшкин не опасный, сам себя обслуживать может. И вообще у него домик двухэтажный. Пусть живёт себе. А нам вот пригодится.
— Ну заводи.

В комнату вплыл тощий бородатый коротышка в простом костюме. Но вздёрнутой брови Паркера было понятно, что наряд этот стоит как часть лунной ракеты и ему, журналисту на подхвате, такого не видать никогда.
Дугяшкин сразу сел напротив майора и в комнате будто стало темней.

— Патронкин, вот ты знаешь счастье?
— Добрый день. Нет, счастья не знаю, потому что в Уставе только про тяготы и лишения написано. 
— А всё потому Патронкин, что Устав — писан Машинами. А кто от Машин отказывается, тот сразу счастье обретает. Тот становится голубиным народом.

Патронкин сложил локти на стол и упёр в них подбородок. Дугяшкин расправил плечи.

— Вот смотри, майор. Ты когда к Машине прикасаешься, она тебя сразу сверхчеловеком делает. Ты летать можешь, три версты за минуту промчать, получить новости отовсюду. А платишь за это радостью. Потому что спешишь. 

Вот в Земляном городе почему все такие счастливые? Потому что машины они делают не для усиления, а исключительно для пропитания. Потому машины у них и плохие. Это чтобы в рабство не впасть и связь с землей не потерять. 
Голубь птица простая, неприхотливая и вольная, да ещё стаей живёт. Нет у неё машин. Только счастье и курлыки радостные. Вот у вас Незнайка есть…
— Знаю-знаю. Лентяй и брехло.
— А это от того, что он и есть представитель голубиного народа. И надо на него всем коротышкам равняться. Собраться, изгнать машины, оставить только потребное и всё. Оголубиться, онезнаиться. И будет коротышечья империя всюду и сразу.

Патронкин не мог поверить своим ушам. У него было чувство, что кто-то собрал все его обрывки мыслей за годы и сшил в одно одеяло. Одеяло вышло оттенка земли, но это был его оттенок и ничей больше. С империей. правда. не очень понятно, зачем она, но так и разговор первый. 

— Дугяшкин, вы жилье себе нашли? 
— У Знайки буду жить. Уже мне дали команту.
— Хорошо. Тогда сможете в следующий выпуск вот это вот всё расписать подробно? Про голубей, простоту, машины эти.
— Так у меня пять книжек про это. Сделаем. Оголубимся.

Патронкин посмотрел в окно, где ярко светило солнце. И оно вернулось в кабинет, когда Дугяшкин и Паркер вышли.