(Из сочинения Путинида из Селигера)

1. Гоблин происходил из херусков. Отец его был продан в рабство во время войны, которую вёл с херусками божественный Иосиф. Таким образом, сам Гоблин был рождён в рабстве и получил свободу вместе с отцом по завещанию хозяина. Сам он, впрочем, называл себя свободнорождённым, утверждая, что отец его выкупил себя ещё до рождения сына, но это мнение идёт в разрез с народной молвой и мнениями древнейших писателей.

2. При рождении ему было дано имя ???????, что по-гречески означает «пучок». Это, между прочим, доказывает, что Гоблин был рождён в рабстве. Ведь граждане избегают ахейских имён, более приличествующих рабам и вольноотпущенникам, чем свободнорождённым. Впоследствии он отказался от этого имени, как бы стыдясь его, и принял новое имя Гоблина. Если кто-то осмеливался называть его старым именем, он приходил в неистовство, и только чемерица, применяемая к безумным, могла его успокоить. Что касается нового имени, то его сближают со словом «пескарь», находя объяснение в том, что Гоблин всякой другой пище предпочитал жареных пескарей и мог съесть их, как говорят, до 5 фунтов за один раз.

На фото: Голова Гоблина. Древнеулюлюйская скульптура

3. Уже в детские годы он стал проявлять все признаки порочности и надменности, усиленные им впоследствии благодаря невоздержанному образу жизни. Гимнасий он посещал с единственной целью совращения взрослых мужчин. Когда те, распалённые страстью, пытались овладеть им, он вымогал с них деньги, угрожая погубить их, донеся магистратам. Утверждают также, что он просто грабил прохожих при помощи варварского ножа, принадлежавшего когда-то его отцу-херуску..

4. Свободу себе и отцу он тоже добыл будто бы постыдным способом, ублажая в постели своего хозяина, как женщина. Рассказывают, что ласки его были так искусны, что хозяин хотел усыновить его и уже дал ему своё имя, но вскоре скончался. Эту свою любовь к взрослым мужам он сохранил и впоследствии, при каждом удобном случае упоминая о постыдных ласках и всяческих предметах, используемых любовниками, среди прочих о пилумах и черенках от мотыг.

5. Достигнув совершеннолетия, он пробовал добывать себе пропитание трудом, но порочность и надменное поведение вынуждали его перебегать с одного места на другое, пока наконец он не нанялся в когорту вигилов, где, как говорят, не оставлял своей развращённости, всячески глумясь над заключёнными и угрозой соития добиваясь от них показаний. Поступал так от не только с рабами, но и со свободнорождёнными и даже сенаторами, которых он из свойственной рабам зависти ненавидел. Это его поведение вскоре сделалось известным среди товарищей, которые по созвучию называли его «подругой» вместо «воина».

6. Будучи, наконец, изгнан и из вигилов и опасаясь заслуженной им всей прежней жизнью голодной смерти, этот Факел, называющий себя Гоблином, решил заняться мимическим ремеслом. Ведь для мима ни развращённость, ни низкое происхождение не являются препятствием для достижения успеха, а скорее наоборот, способствуют падкой на всё постыдное черни. Рассудив так, Гоблин сделался комическим мимом. Не решаясь, однако, выступить перед публикой, он принялся коверкать чужие трагедии на, как ему казалось, смешной лад, и переводить варварские фарсы на некую позорную помесь латыни и греческого. Эти-то пасквили он зачитывал из-за перегородки, которую перед его представлением служители выносили на проскений, чтобы зрители не могли видеть не только лица, но и фигуры актёра.

7. Видя обожание черни и накопив достаточно средств, чтобы в случае необходимости бежать к варварам, он перестал скрываться и стал выступать уже открыто, повсюду собирая вокруг себя толпы рабов и простолюдинов, развлекая их гнусными шутками и размахивая черенком от мотыги. Почитатели стремились во всём походить на него и даже устраивали побоища за объедки с его стола, которые он бросал им, как если бы они были собаки. С другими он, не стыдясь, восходил на ложе, едва давая себе труд уединиться за каким-нибудь кустом или утоляя свою страсть прямо в общественном месте. К тем, кого он растлил, он был особенно милостив, и называл их «камрады», то есть товарищи на языке германцев. Себя он велел называть Гоблином и Великим.

8. Жаден он был необычайно. Не только фарсы показывал он за деньги, но и записи их, со множеством ошибок и вообще записанные крайне небрежно, он продавал за тройную цену. Театр, в котором он ставил фарсы, он обклеивал множеством объявлений постыдного свойства, за каждое из которых он брал деньги у размещающего. Наконец, брал он деньги и просто так, ссылаясь на бедность и прося сторонников поддержать его будто бы рушащееся хозяйство, в то время как амбары ломились от привезённого из Египта хлеба. Впрочем, как ни был он ловок в выманивании ассов у простаков, достижения его в этом деле были ничтожны по сравнению с Борисом Иудеем, Ходорковским и многими другими торговцами и расхитителями казны, о которых я постараюсь рассказать впоследствии.

9. Подражая Дурову, он отобрал из «камрадов» нескольких наиболее гнусных, назначив их как бы ликторами. В театре, выстроенном им для своих фарсов, эти ликторы должны были следить за порядком, а вернее выискивать всех, кто был, по их мнению, недостаточно мерзок, и вышвыривать из театра, предварительно отобрав одежду и подвергнув наказанию розгами.

10. К образованию и благородному происхождению он испытывал ненависть самую свирепую. Если кто-либо из людей образованных и добродетельных, забредал по ошибке в его театр, он приходил в настоящее неистовство и не успокаивался, пока ликторы не выталкивали несчастного из театра. В этом он, как говорят, подражал Кургиниану, с которым был схож и во многом другом. Впрочем, за пределами своего театра и без защиты самозванных ликторов и толпы сторонников, он не проявлял такой решимости и производил впечатление человека жалкого и трусливого.

11. Роста Гоблин был среднего. Голова его напоминала металлический шар, на вершине которого находилось уплотнение вроде небольшого рога. Бороду, по примеру Леонтьева и Шевченко, ни брил, ни отращивал, а прижигал или стриг овечьими ножницами. В похоти, как я уже говорил, он предпочитал мужчин, причём взрослых, за что был осыпаем упрёками и насмешками. Благочестие его было особого рода. Более всего он чтил божественного Иосифа, которому он воздвиг отдельный алтарь и каждый вечер приносил в жертву чёрного петуха. Также почитал он божественного Владимира, которому курил благовония. Прочих богов он хотя и не отрицал, но чтил без особенной ревности. Божественность цезарей Деметриоса и Бориса он отрицал вопреки постановлению Сената.

12. О Гоблине достаточно.