С давних времён Улюлюйск был жемчужиной мировой цивилизации. Сюда стекались с византийских базаров — душевнобольные и юродивые, из Германии и Франции — ищущие производственной практики начинающие инквизиторы, из монгольских степей — кибитки с завоевателями. Из Китая шли караваны с отработанными отходами шелкопрядения.

На фото: улюлюйское вече. Рисунок современного художника

Величие допотопного Улюлюйска и славу древних губернаторов заботливо живописует веснописец Нектор, а вот, кстати, и его канал в Телеграме.

Пришла как-то в Улюлюйск осень. Дожди залили, лужи образовались, глубокие, непролазные. Едет улюлюец по столбовой дороге, лошадка ноги из грязи выдёргивает, а потом раз — и одни пузыри на грязище пузырятся. Лужа, значит, посреди дороги образовалась, улюлюец в ней и душу господу отдал.

Но пуще всего, конечно, холод замучал. Ветер свищет, лёд водицу по утрам в коркою покрывает. Улюлюйцы жмутся друг к другу, дырявые кафтаны плотней запахивают. Что делать? Надо за дровами ехать, лес на дрова рубить.

На фото: избёнка, разбираемая на дрова

Да вот только лениво улюлюйцам дрова рубить. Это ж, размышляют, лошадёнку запречь, та топор заточить, да на весь день в абы какой лес подаваться. Э нет, я уж как-нибудь потерплю, пока морозы не грянут. А там уж, куда деваться, как пить дать поеду, вот те крест поеду.

Вот и морозы ударили, а улюлюйцы никак в лес не выберутся. Собрали, значит, собрание, сход, вече даже — чтобы громчее звучало, и давай судить да рядить. Надо бы уж нам, говорят друг другу, в лес выбираться, да всем вместе, чтобы, значит, по одному скучно не было и другие на смельчака пальцем не показывали — эвона, мол, какой дурак, за дровами поехал. Это так выступающие говорят, оратели называются. Один оратель поорал, с бочки слезает — улюлюйцы для этого дела специально бочку не пожалели, чтобы орателей лучше видно было — ну так вот, слезает один оратель с бочки, другой залезает. Говорит всё то же, но предыдущего клеймит и в грехах обвиняет, чтобы, значит, ему одному вся благодарность досталась.

И не один день такие сходы устраивали. Неделя идёт, другая, а улюлюйцы с утра до вечера на сходе толкутся, мёрзнут, зуб на зуб не попадают, а решение о порубке никак не примут. Некоторые смалодушничали, стали уж предлагать норы в снегу выкопать и в них спать до весны залечь, как медведям. И уже даже стали к этому предложению склоняться, как единственно возможному в данной непростой ситуации, да тут случай подвернулся.

Жил в Улюлюйске один бобыль, без земли, без семьи, но с избёнкой. Гришкой Бобылём звали. Ну так этот Гришка от сильных морозов возьми да и помер. Да не просто помер — Улюлюйск от беды спас. Улюлюйцы как узнали, что Гришка помер, а избёнка осталась, они ту его избёнку немедля на дровишки и растаскали. Не больно-то много, но до весны дотянули.

Так с тех пор в Улюлюйске и повелось — дрова на зиму не запасать, а вместо того какого-нибудь самого жалкого улюлюйца избу на дрова разбирать.