(Из сочинения Путинида из Селигера)
1. При рождении Лимонов получил имя Эдика, или Эдикта, т.е. Распоряжения, в честь эдикта божественного Иосифа, запрещавшего воинам отступать более чем на полшага. Ведь он родился в правление божественного Иосифа, а именно во время тяжелейшей войны с германцами, когда исход её ещё не был решён. Рассказывают, что родители хотели назвать его Иосифом в честь цезаря, но затем передумали, опасаясь оскорбить цезаря уподоблением ему подданного. Впоследствии он прибавил себе также имя Цитреата, или Лимонова на одном из варварских языков, под которым и стал впоследствии известен.
2. Уже в детстве Лимонов мечтал о верховной власти. Втайне от родственников изготовил пурпурное одеяние на манер императорского. Забравшись куда-нибудь в дальний угол сада, он сбрасывал свою обычную тогу и облачался в пурпурную. Со временем он перестал стыдиться и уже открыто называл себя божественным и августом и требовал от родных поклонения себе, как богу, чем, впрочем, вызывал у них более смех, чем раздражение. Ведь он был ещё очень мал, и родственники даже потакали ему, считая это детской игрой, о чём впоследствии сильно жалели.
На фото: сторонники Лимонова репетируют покушение на божественного Бориса. Сцена из античного фарса, краснофигурная вазопись.
3. Достигнув совершеннолетия, он не только не оставил прежнего намерения, для которого у него не было никаких способностей, но ещё более укрепился в нём. Прежнюю небольшую пурпурную тогу, которую он носил в детстве и которая стала слишком мала, чтобы прикрывать его тело, когда он превратился из мальчика в юношу и затем в мужчину, он заменил на новую, также выкрашенную в пурпур. Рассказывают, что не имея достаточно денег для покупки нужного количества пурпура, он продал всех рабов в доме и был готов даже продать кого-нибудь из родственников, если денег окажется недостаточно. Эту-то тогу он всегда носил при себе, скатанной и обвязанной верёвкой, облачаясь в неё всякий раз, когда хотел выступить в общественном месте.
4. Цезари, прощавшие ему его поведение до достижения совершеннолетия, уже не могли терпеть его дерзость и приговорили его к изгнанию за Дунай. Другие, впрочем, утверждают, что он сам бежал из пределов, на которые распространялась римская власть, опасаясь худшего. Есть и такие, кто сравнивают его с Анной, прозванной Квадрантарией, и неким Штирлицем, о котором более ничего не известно. Он будто бы только сделал вид, что бежал от гонений, в действительности же был послан божественным Леонидом в качестве соглядатая в варварские страны.
5. В Отечество он вернулся, получив прощение от цезаря Михаила, который, как я читал у многих писателей, отличался в равной степени болтливостью и добродушием, или от божественного Бориса, свергшего Михаила.
6. На милосердие августов он ответил неблагодарностью, которая была порождена или безумием, как говорят одни, или чрезмерной дерзостью, как утверждают другие. Услышав об отстранении Михаила, он будто бы воскликнул:
Слава бессмертным, которые открыли мне дорогу на Капитолий!
Он уже считал, о чём говорил своим друзьям, своё императорство с низвержением Михаила делом решённым и даже приписывал себе заслугу в это заговоре, к которому в действительности не имел никакого отношения. Когда же стало известно, что войско провозгласило Бориса цезарем и августом, он поднял вверх руку и произнёс, как бы угрожая кому-то:
Вы обманули меня, трепещите, слепые безумцы!
Многие считают, что он тогда обращался к богам и уже полагал себя превосходящим не только цезарей, но и богов.
7. Не желая более упускать случая, он составил заговор против божественного Бориса, на этот раз действительный, куда привлёк ритора Дугина, страдавшего бородатым безумием, или погоникой, и кифареда Летова, которого одни называют богоравным, другие - пьяницей. С этими-то сторонниками, которые привлекли в заговор и своих друзей, он надеялся отнять власть у божественного Бориса, выступая в общественных местах с обличительными речами, в которых обвиняли Бориса в пьянстве, а варваров - в пренебрежении к Городу. Эти обвинения они, между прочим, называли своей "программой", рассказывая при всяком удобном случае, что замена Бориса на Лимонова и истребление варваров вернёт золотой век, за который они почитали правление божественного Иосифа. Рассказывают также, что в действительности он не собирался свергать Бориса, а заговор выдумал для того, чтобы получать подарки от легковерных.
8. Все годы правления Бориса он провёл в подготовке заговора и вовлёк в него довольно много людей, но на решительные действия так и не осмелился, как говорят одни - по природной робости, другие - из расчёта. Он будто бы ожидал, когда божественный Борис, измождённый постоянным потреблением вина, "станет богом", по выражению Веспасиана, и тогда при помощи сторонников захватить сенат и закрыть вход в казармы преторианцев, пока сенаторы не объявят его цезарем, но снова не имел успеха. Ведь божественный Борис, побуждаемый уговорами друзей и жены, передал власть божественному Владимиру.
9. Узнав об этом, Лимонов решился наконец привести в исполнение свои замыслы, но уже другим способом. Собрав некоторых из своих сторонников, он направился в Парфию и захватил там какую-то деревню, утверждая, что в правление божественного Иосифа она принадлежала Империи и должна быть возвращена парфянами. Я думаю, если Лимонов действительно был безумен, то в этом мятеже его безумие проявилось больше всего. Другие, впрочем, утверждают, что Лимонов надеялся по своему обыкновению выждать смерти или отстранения от власти и этого цезаря, но Владимир, отличавшийся от Бориса меньшей склонностью к пьянству и большей деятельностью, выдумал парфянский заговор, чтобы иметь основания для преследования Лимонова, которого он опасался по каким-то своим соображениям.
10. Как бы то ни было, Владимир отправил его в изгнание или, вернее, в тюрьму, где он научился ругаться, как простолюдин, и любить мужчин. Ведь в тех местах, куда был отправлен Лимонов, мужчин отделяют от женщин для большего мучения тех и других, и мужи вынуждены делить ложе с мужами, даже если по природе не склонны к этому. Так случилось и с Лимоновым. Ведь его при свидетелях обвиняли в разврате, чему он мог научиться только в изгнании.
11. Но и там пробыл он недолго, будучи прощён Владимиром, и вернулся в Город, где снова принялся претендовать на верховную власть, хотя и делал это менее буйно, опасаясь вызвать чересчур сильный гнев божественного Владимира. Он будто бы выдумал приходить на форум в последний день каждого месяца и кричать оскорбительные для божественного Владимира вещи, обвиняя его в узурпации власти и требуя передать инсигнии ему, после чего преторианцы выталкивали его с форума, не причиняя, однако, ранений мечами и копьями. Он же возвращался на форум с теми же криками на следующий месяц. Тогда же он добавил к своему имени ещё одно - Стратега. Полное имя его сделалось Эдикт Лимонов Стратег. Сторонники также называли его Дедом в знак почтение к его возрасту.
12. К всадникам он относился презрительно, упрекая их в богатстве и более всего в том, что они не поддерживают его стремление к верховной власти. Не изменил он своего поведения и впоследствии, когда всадники подняли восстание против Владимира. Он же избегал столкновений, порицая обе стороны за излишества и требуя признать его августом. Когда же всадники отказывали ему в этом, он удалялся на созданную им самим виллу, в которой он устроил нечто вроде собрания своих сторонников, и поносил их особенно сильно, используя выученную в изгнании ругань, которую человек благородного происхождения не позволит себе даже в общении с рабами. Также пытался он составить новый заговор, которому даже придумал название "Другого Отечества", но не имел значительного успеха. Ведь прежний его заговор, которому столь долго попускал пребывавший постоянно в нетрезвом состоянии Борис и который стал чем-то вроде разрешённого союза, был распущен Владимиром, о чём Лимонов скорбел.
13. Роста Лимонов был среднего, волосы постригал и поливал маслом так, что они топорщились на его голове, как, по утверждению египтян, топорщится папирус на берегах Нила. Лицо он сначала брил, но затем, устав от постоянных порезов, отрастил бороду, которую постригал, стараясь придать ей, как он считал, мужественный вид. Глаза его были слабы от рождения, и для исправления этого недостатка он носил стеклянные кругляшки, будто бы позволяющие людям с ослабленным зрением видеть подобно здоровым.
14. Похотлив он был чрезвычайно, сравниваясь в похоти с Паном. Одних жён у него было не менее шести, не говоря уже о любовницах и гетерах. В похоти он предпочитал женщин, хотя, как я уже говорил, его обвиняли и в распутстве с мужчинами, чему он обучился в изгнании. Также сочинял он книги, ни одна из которых не известна даже по названию. Причина этого, как я думаю, в том, что их никто не читал.
15. О Лимонове достаточно.